II Полный список иллюстраций II Библиотека II На главную II
В. М. Файбисович

Воспитание Александра
(Ссылки на основные иллюстрации выделены в тексте полужирным шрифтом. Для просмотра всех иллюстраций перейдите по ссылке: полный список иллюстраций)

Внук Великой Екатерины

Взойдя на престол на другой день после ужасной гибели своего отца, убитого заговорщиками, император Александр I объявил в своем манифесте, что возлагает на себя долг управлять своим народом «по законам и по сердцу в Бозе почивающей Августейшей Бабки, Государыни Императрицы Екатерины Великим»: он хотел, чтобы в нем видели не столько сына Павла I, сколько внука Екатерины II, которой он был обязан своим воспитанием.

Появления на свет Александра императрица ожидала едва ли не с большим нетерпением, чем его родители: она не доверяла сыну, который, как она небезосновательно полагала, не мог простить ей гибели своего отца. Петра III, павшего жертвой переворота 1762 г. Екатерина нуждалась в преемнике ее величественных замыслов и продолжателе ее грандиозных свершений; она назвала своего первого внука в честь святого Александра Невского, но в честолюбивых мечтах уподобляла его Александру Македонскому - Екатерина готовила ему судьбу властителя полумира. В предвидении высокого жребия, ожидающего великого князя Александра Павловича, императрица дала одному из своих имений под Петербургом, приобретенному в 1784 г., название Пелла - по имени древней македонской столицы, в которой родился некогда Александр Великий.

Александру Павловичу не суждено было долго оставаться в одиночестве – Екатерина с нетерпением ожидала появления второго внука. «Мне все равно, – писала государыня, - будут ли у Александра сестры, по ему нужен младшим брат!". К тому времени в голове у императрицы уже созрел план полного изгнания турок из Европы и восстановления Греческой империи со столицей в Константинополе; второй ее внук, родившийся в 1779 г., при крещении был наречен Константином. Надежды, возлагавшиеся Екатериной на внуков, получили символическое воплощение в известном портрете, исполненном в 1781 г. Ричардом Бромптоном. Художник изобразил четырехлетнего Александра Павловича рассекающим хитроумный Гордиев узел - великий князь повторяет легендарный жест Александра Великого, ставший ответом на предложение распутать эту неразрешимую головоломку. Рядом со старшим братом на картине Бромптона запечатлен Константин Павлович; он держит лабарум - эмблему христианства, которое, по убеждению Екатерины, Константину предстояло восстановить в новой империи, воссозданной на руинах Византии.

Порфирородный труженик

В самый день появления на свет первого своего внука (12 декабря 1777 г.) недрогнувшей рукой Екатерина отняла новорожденного Александра у его матери, великой княгини Марии Федоровны, как некогда императрица Ели завета Петровна отняла у нее ее сына Павла... Елизавета «его поместила у себя в комнате и прибегала к нему на каждый крик его, - вспоминала Екатерина II о суетливом попечении, установленном государыней над младенцем Павлом Петровичем, - излишними заботами его буквально душили. Он лежал в чрезвычайно жаркой комнате, в фланелевых пеленках в кроватке, обитой мехом черных лисиц; его покрывали одеялом из атласного пике на вате, а сверх этого еще одеялом из розового бархата, подбитого мехом черных лисиц... Пот тек у него с лица по всему телу, вследствие чего, когда он вырос, то простужался и заболевал от малейшего ветра. Кроме того к нему приставили множество бестолковых старух и мамушек, которые своим излишним и неуместным усердием причинили ему несравненно больше физического и нравственного зла, нежели добра».

Александра ожидала другая участь. Новорожденного поместили в просторной комнате, посреди которой была поставлена кровать, окруженная балюстрадой. «Балюстрада препятствует приближаться к постели ребенка многим особам за раз... - сообщала Екатерина II в письме к своему кузену, королю Густаву III Шведскому. - Маленькая кровать господина Александра, так как он не знает ни люльки, ни укачивания, - железная, без полога; он спит на кожаном матрасе, покрытом простыней, у него есть подушечка и легкое английское одеяло... С самого рождения его приучили к ежедневному обмыванию в ванне, если он здоров; сначала эта вода была теплая, теперь она холодная, принесенная только накануне... Он не знает простуды, он полон, велик, здоров и очень весел, не имеет еще ни одного зуба и не кричит почти никогда». Екатерина тщательно предусматривала все мелочи обихода царственного младенца; она сама спроектировала ему платье, скроенное так, что ни один шов не касался тела ее внука и не причинял ему неудобств. Выкройка этой рубашки прилагалась к письму императрицы королю Густаву III.

В физическом, умственном и нравственном развитии внуков Екатерина видела дело государственной важности. Педагогическая программа императрицы, известная по ее переписке и «Наставлению», которым она снабдила избранных ею воспитателей, носила явственный отпечаток прогрессивных идей выдающихся просветителей. Эта программа призвана была воплотить в жизнь руссоистский идеал «естественного человека» - всесторонне развитой, свободной от предрассудков гуманной личности; в известной мере она предвосхищала педагогический опыт Царскосельского Лицея. В некоторых отношениях воспитательная программа Екатерины шла даже дальше лицейской: великих князей Александра и Константина учили ремеслам – по убеждению Ж.-Ж. Руссо, они являлись. лучшей школой достоинства и независимости. «Если бы вы видели, - писала Екатерина французскому писателю Ф.-М. Гримму летом 1783 г., - как господин Александр копает землю, сеет горох, сажает капусту, пашет сохой, плугом, боронит, потом весь в поту идет мыться в ручье, после чего берет свою сеть и с помощью сударя Константина принимается за ловлю рыбы». Весной следующего года Екатерина сообщала Гримму, что Александр и Константин «занимаются изучением столярного мастерства под руководством г. Майера, столяра-немца, и большую часть дня пилят, стругают». В другом письме летом 1785 г. она извещает Гримма о том, что Александр и Константин «белят снаружи дом в Царском Селе, под руководством двух шотландских штукатуров, и Бог знает, какими мастерствами они уже занимались». В 1806 г. император Александр приказал выплатить упоминавшемуся выше Христиану Майеру 500 рублей за двухлетнее обучение «за показывание мне столярного рукоделия во время младенчества моего».

Бабушкина сказка

В 1781 г. Екатерина Великая сочинила для внука нравоучительную «Сказку о царевиче Хлоре». Героем ее она сделала юношу, похищенного киргизским ханом-кочевником. Посланный ханом (для «узнания его дарований») на поиски «Розы без шипов» - символа добродетели, царевич Хлор должен был преодолеть тьму препятствий и устоять перед множеством соблазнов. Последним испытанием стало для него восхождение на крутую и кремнистую гору, увенчанную «Храмом Розы без шипов». Благодаря Честности, Правде и Рассудку (сыну Фелицы, дочери киргизского хана) Хлор исполнил повеление хана; великодушный хан отпустил царевича к его отцу... Эта сказка вдохновила Г. Р. Державина на его знаменитую оду «Фелица» (1782), в которой Екатерина Великая была воспета под именем «царевны Киргиз-Кайсацкия орды»:

Богоподобная царевна Киргиз-Кайсацкия орды! Которой мудрость несравненна Открыла верные следы Царевичу младому Хлору Взойти на ту высоку гору, Где Роза без шипов растет, Где добродетель обитает: Она мой дух и ум пленяет, Подай, найти ее, совет.

Ода Державина, в которой сухие рационалистические построения Екатерины II превратились в живые поэтические образы, имела неслыханный успех. Возможно, признание, которое снискало державинское стихотворение, побудило императрицу воплотить в жизнь фантастический мир своей сказки - так возник замысел создания великолепного архитектурно-пейзажного ансамбля, получившего название Александровой дачи. Она была построена для Александра - царевича Хлора! -по проекту выдающегося архитектора Н. А. Львова близ Павловска, на берегах Тызвы, притока реки Славянки.

Ансамбль Александровой дачи, сооружение которого было завершено в 1789 г., объединял более десятка павильонов, связанных с основными сюжетными узлами «Сказки о царевиче Хлоре». Плотина, устроенная на Тызве, образовала просторный водоем; на его берегу возвышался Дом Царевича Хлора с Гротом у воды, по зеркалу которой скользили игрушечные суда (или, вернее, модели больших кораблей), исполненные по эскизам Н. А. Львова. Неподалеку воздвигнут был Храм Флоры и Помоны; путешествуя по английскому парку, посетитель «читал» сказку Екатерины, следуя по обсаженной цветами дороге от златоверхого шатра киргизского хана к полю с павильоном Мурзы Лентяги, далее через ниву с Хижиной Тружеников, близ которой был утвержден огромный валун с высеченной на нем многозначительной надписью «Храни золотые камни» (т. е. знаменитый екатерининский «Наказ»), затем к Храму Цереры и, наконец, к невысокому холму над округлым мысом, долженствующему изображать собою крутую и каменистую гору: на нем стояла изящная семиколонная беседка с куполом - Храм Розы без шипов. Свод храма был украшен плафоном с изображением Петра Великого, глядящего с небес на «блаженствующую Россию». Опирался Петр на «щит Фелицы»: на щите красовался портрет Екатерины II.

Прогуливаясь от одной аллегории к другой, учителя и наставники юного Александра внушали ему при помощи этих изящных наглядных пособий идеалы Добра, Справедливости, Милосердия и Трудолюбия. Александрова дача была воспета в 1793 г. весьма посредственным поэтом Степаном Джунковским, которому, однако, мы должны быть признательны за единственное ее описание. Своей поэме он предпослал патетическое обращение к Екатерине, в котором, в частности, говорил: великий князь Александр, «яко начальник российского юношества и предшественник великих плодов Твоего материнского о всеобщем воспитании попечения, почувствовав особливо высокость и справедливость мыслей в одной из начертанных Тобою притчей, называемой «Царевич Хлор», восхотел представить оную в расположении своего увеселительного сада...».

Александрова дача принадлежала впоследствии графу Н. И. Салтыкову и пришла в запустение еще при жизни царевича Хлора; ныне от нее не осталось ничего, кроме руин на месте Храма Флоры и Помоны...

Якобинец в Зимнем дворце

«Мая бабушка я вас люблю инда хачу плакать, и цалую ваш малинкой палчик», - писал Екатерине II ее старший внук, рано овладевший грамотой. Императрица также боготворила его и не отпускала от себя; но в начале 1784 г. в воспитании великих князей наступила новая эпоха. «Господа Александр и Константин, между тем, перешли в мужские руки и в их воспитании установлены неизменные правила; но все они все-таки приходят прыгать вокруг меня: мы сохраняем прежний тон».

По достижении великим князем Александром Павловичем шести лет воспитателем его Екатерина назначила генерал-аншефа графа П. И. Салтыкова; она снабдила его особой инструкцией, выдержанной в духе гуманных воспитательных идей XVIII столетия и уделяющей равное внимание физическому, нравственному и умственному развитию. Нет нужды говорить о том, что Александр и Константин не знали телесных наказаний, столь привычных впоследствии для их младших братьев, воспитывавшихся после смерти их августейшей бабки. У старших внуков Екатерины были превосходные учителя: Закон Божий великим князьям преподавал протоиерей А. А. Самборский, русский язык - М. Н. Муравьев ; с 1791 г. академик П. С. Паллас обучал их естественным наукам, Л. Ю. Крафт - экспериментальной физике, К. Массон - математике. Педагогический такт Екатерины II в полной мере проявился и в выборе главного наставника великих князей.

В 1784 г. швейцарец Фредерик Сезар де Лагарп , преподававший великим князьям французский язык, представил императрице записку с изложением своих взглядов на воспитание и образование Александра. Это сочинение было преисполнено просветительской веры в Разум; автора отличало достоинство и благородная независимость: он не скрывал своих республиканских убеждений. «Всякий гражданин, желающий приносить пользу своей стране своим участием в делах общественных, обязан изучать историю, - утверждал Лагарп. - Тем более обязанность эта лежит на будущем правителе... Не следует никогда забывать, что Александр Македонский, одаренный прекрасным гением и блестящими качествами, опустошил Азию и совершил столько ужасов единственно из желания подражать героям Гомера, подобно тому как Юлий Цезарь из подражания этому самому Александру Македонскому совершил преступление, сокрушив свободу своего отечества». Сорок два года спустя примерно то же скажет Пушкин в записке «О народном воспитании», представленной Николаю I. Читая записку Пушкина, раздраженный Николай украсил ее множеством вопросительных знаков; изучив записку Лагарпа, Екатерина назначила его воспитателем Александра. Ее доверие к Лагарпу не было поколеблено даже бурными событиями Великой Французской революции. «Будьте якобинцем, республиканцем, чем вам угодно, - говорила ему императрица. - Я вижу, что вы честный человек, и этого мне довольно. Оставайтесь при моих внуках, пользуйтесь полным моим доверием и продолжайте заботиться о них со свойственным вам усердием».

Екатерина не ошиблась в Лагарпе: он оказался прекрасным педагогом и, трогательно привязавшись к своим ученикам, был требователен и нелицеприятен в оценке их недостатков. Его выговоры бывали порою весьма ощутительны. Ваше высочество, - писал Лагарп Александру в 1790 г., - я не люблю давать полууроков, ибо не знаю, что разумеют под полувниманием, полузанятием, полуприлежанием! Продолжайте терять время попусту, Вы на верпом пути, но не забывайте о том, куда этот путь Вас всенепременно приведет. Этого желает Вам человек, который прежде обольщался мыслью, что великий князь Александр станет человеком выдающимся и в глазах всех здравомыслящих людей прослывет достойным высокого поприща, ему предназначенного. Неужели я заблуждался?» Для того чтобы оценить слог Лагарпа, следует помнить, что эта записка адресована великому князю, будущему повелителю мощной державы... Но Александр оказался достоин своего наставника: он уважал его за независимый нрав и любил за доброе сердце. Однажды, бросившись от полноты чувств на шею Лагарпу, Александр был осыпан пудрой с его парика. «Посмотрите, любезный князь, на что вы похожи», - упрекнул его Лагарп. «Никто не осудит меня за то, что я займу от Вас», - возразил учителю его находчивый ученик... Но воспитание великого князя было завершено или, лучше сказать, прервано в 1793 г. в связи с его женитьбой.

«Наставникам... за благо воздадим»

В 1795 г. Лагарп вынужден был вернуться на родину: он не пожелал способствовать намерению Екатерины II сделать наследником внука, великого князя Александра Павловича, в обход законных прав ее сына, цесаревича Павла Петровича. В длительной беседе, состоявшейся 18 октября 1798 г., государыня прозрачно намекнула Лагарпу на услугу, которой она ждала от него: он должен был склонить воспитанника к угодному Екатерине решению. Прямодушный швейцарец упорно делал вид, что не понимает намеков императрицы. Екатерина произвела Лагарпа в полковники и дала ему пожизненную пенсию; но 2 декабря 1794 г. граф Н. И. Салтыков уведомил его, что с нового года в его услугах более не нуждаются.

9 мая 1795 г., узнав об отъезде Лагарпа, Александр, живший тогда в Таврическом дворце, тайно примчался к нему, чтобы проститься с опальным наставником. Расставание было мучительным; Лагарпу пришлось призвать на помощь все свое мужество, чтобы освободиться от объятий воспитанника, рыдавшего на его плече. В тот же день Лагарп отправил Александру свой прощальный завет. «Я покидаю Вас с сокрушенным сердцем, - писал он своему питомцу, - но надеюсь когда-нибудь иметь счастье вновь Вас увидеть и с радостью следить за деяниями Вашими на предназначенном Вам благородном поприще, вступить на кое имели бы Вы право благодаря одному лить своему возвышенному и великодушному сердцу, не имей Вы этого права по рождению. Станьте однажды для России Титом, Марком Аврелием, Антонием, сделайте счастливыми миллионы людей, которыми Вам предстоит править, это призвание достойно Вашего характера, человеколюбивого и благородного...»

«Прощайте, любезный друг, - отвечал ему Александр. - Чего мне стоит сказать Вам это слово. Помните, что Вы оставляете здесь человека, который Вам предан, который не в состоянии выразить Вам свою признательность, который обязан Вам всем, кроме жизни. Примите от жены, от брата и от меня знаки нашей общей признательности. Будьте счастливы, любезный друг, это желание человека, любящего Вас, уважающего и почитающего выше всего. Я едва вижу, что пишу. Прощайте в последний раз, лучший мой друг, не забывайте меня».



Прошло шесть лет. Взойдя после смерти Павла I на престол, Александр пригласил Лагарпа в Россию. Наставник присутствовал на коронации воспитанника и несколько месяцев состоял при нем в роли неофициального советника. До нас дошла записка Лагарпа, свидетельствующая о том, что между ним и императором сохранялись отношения учителя и ученика. «Ваше величество! Имею честь сообщить Вам свои заметки касательно воскресного кружка, - писал Лагарп императору 26 ноября 1801 г. - В общем Вы играли свою роль весьма удачно. Тем не менее мне показалось, что, входя в салон, Вы слегка оробели. Хвалю за это Ваше сердце, ибо молодости подобает скромность; но император должен иметь вид». Однако, следуя чувству такта и не желая стеснять Александра своим присутствием, Лагарп поспешил вернуться в Плесси-Пике под Парижем, где жил с 1800 г.

Лагарп встретился со своим питомцем лишь через двенадцать лет, 10 января 1814 г., в городе Лангре, когда Александр начал военные действия на территории Франции в твердом намерении освободить Европу от тирании Наполеона, Вскоре обстоятельства разлучили их: оставив Лагарпа в Дижоне, в Главной квартире австрийского императора, своего союзника, Александр отправился в поход, победоносно завершившийся в столице Франции.

19 марта 1814 г. во главе войск антинаполеоновской коалиции он с триумфом вступил в покоренный Париж. На другой день Александр послал своего адъютанта А. И. Михаиловского-Данилевского уведомить госпожу Лагарп, что муж ее находится в безопасности: у ее загородного дома приказано было выставить караул. 29 марта, в день Пасхи, Александр I пожаловал Лагарпу, по-прежнему состоявшему в чине полковника, орден Святого Андрея Первозванного, чему со дня учреждения ордена не было примера - этот орден жаловался чинам третьего, второго или первого классов по Табели о рангах, тогда как полковники состояли в шестом...

Плутарх свидетельствовал, что Александр Македонский восхищался Аристотелем и, по его собственным словам, любил учителя не меньше, чем отца, говоря, что Филиппу он обязан тем, что живет, а Аристотелю - тем, что живет достойно; Александр I, по собственному его признанию, был обязан своему наставнику всем, что было и нем хорошего. «Никто более Лагарпа не имел влияния па мой образ мыслей, - свидетельствовал император. - Не было бы Лагарпа, не было бы Александра».

За несколько дней до кончины Александра I другой Александр - опальный Александр Пушкин - поднял в Михайловском «признательную чашу», с благодарностью соединив имя Александра с именами своих наставников:

Наставникам, хранившим юность нашу,
Всем честию, и мертвым и живым,
К устам подъяв признательную чашу,
Не помня зла, за благо воздадим.
Полней, полней! и, сердцем возгоря,
Опять до дна, до капли выпивайте!
Но за кого? о други, угадайте...
Ура, наш царь! так! выпьем за царя.
Он человек! им властвует мгновенье.
Он раб молвы, сомнений и страстей;
Простим ему неправое гоненье:
Он взял Париж, он основал Лицей.


Как мы знаем, своими заслугами царь считал себя обязанным Фредерику Сезару Лагарпу; воздадим и мы честь швейцарскому Аристотелю русского Александра.

2005

Сайт управляется системой uCoz